Нас извлекут из-под обломков. Когда снаряд ударит в башню

Или одна из версий истории.
"Этот обзор я посвящу интересной песне "Коногон", которую большинство из нас знает совсем под другим названием, а именно "На поле танки грохотали". Справедливости ради стоит заметить, что вариантов песни – производных "Коногона" – великое множество, десятки, если не сотни.
А «завтра была война»… И шахтёрские песни из фильма "Коногон" и «Спят курганы тёмные…» ушли на фронт. И если со второй, авторской, всё было ясно, то народную первую ожидала вариативная жизнь как у «Катюши». В течение войны коногон преображался в танкиста, десантника, лётчика, партизана, матроса, самоходчика и машиниста поезда – несть числа вариантам исходного произведения. Но, пожалуй, именно цикл песен с танкистом в главной роли стал в итоге самым популярным, обогнав сам «исходник» по числу исполнений ".
И так далее.
Как говорится, слова и музыка - "народные", но на самом деле, к сожалению, авторы так и остались неизвестными. Да и разобрать изначальный текст - не проще, чем у условного Гомера.

Олег Борисов, Виктор Павлов и другие. Из фильма "На войне как на войне". Только санудтрек

А вот и ролик обнаружился
http://youtu.be/da1e9Sz8I8k

Чиж и компания. Клип

Чиж и компания. Без самого начала

Олег Погудин

"Митьки"

Николай Фоменко, Сергей Мазаев и Виктор Рыбин

Английский вариант

Варианты текста

На поле танки грохотали,
Солдаты шли в последний бой,
А молодого командира
Несли с пробитой головой.
Под танк ударила болванка,
Прощай, гвардейский экипаж!
Четыре трупа возле танка
Дополнят утренний пейзаж...

Нас извлекут из под обломков,
Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий

И полетят тут телеграммы
Родных, знакомых известить,
Что сын их больше не вернется
И не приедет погостить.

Слезу рукой смахнет отец,
И дорогая не узнает,
Какой танкиста был конец.
(Распростр. народный вариант:
Какой у парня был конец.)
И будет карточка пылиться
На полке пожелтевших книг -
В танкистской форме, при погонах
И ей он больше не жених.

Нас извлекут из-под обломков,
Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.
И похоронка понесётся
Родных и близких известить,
Что сын их больше не вернётся
И не приедет погостить.
От горя мама зарыдает,
Рукой слезу смахнёт отец,
И дорогая не узнает,
Каков танкиста был конец.

Никто не скажет про атаку,
Про мины режущий аккорд,
Про расколовшиеся траки
И выстрел «Тигра» прямо в борт.
Машина пламенем объята:
Внутри рванул боекомплект.
Сгорели заживо ребята
В свои неполных двадцать лет.
Письмо осталось без ответа.
И он отныне не живой.
Лежит её любимый где-то
В земле с пробитой головой.
И будет карточка пылиться
На полке пожелтевших книг:
В военной форме при петлицах,
Но ей он больше не жених.

На поле танки грохотали.
Машины шли в неравный бой.
А молодого командира
Несли с пробитой головой
Не жди пощады,враг не дремлет
Огонь пощады не даёт
И взрывом сорванную башню
На 20 метров отнесёт
Зачем?Зачем же ты механик
Машину быстро в бой повёл?
На повороте задержался,
И "Тигра" справа не видал
Машина пламенем обьята,
Вот-вот рванёт боекомплект.
И жить так хочется ребята,
А вылезать уж мочи нет!

По танку вдарило болванкой!
Погиб гвардейский экипаж!
Четыре трупа возле танка,-
такой вот траурный пейзаж
Нас похоронят на опушке
Среди берёз и тополей.
Друзья поднимут полны кружки
И сердцу станет веселей
И полетят тут телеграммы
Родных и близких известить,
Что сын их больше не вернется
И не приедет погостить
В углу заплачет мать-старушка,
Слезу рукой смахнет отец,
И дорогая не узнает,
Какой танкиста был конец.
И будет карточка пылиться
На полке позабытых книг,
В танкистской форме, при погонах,
А он ей больше не жених.

Моторы пламенем объяты,
И башню лижут языки.
Судьбы я вызов принимаю
Прямым пожатием руки.
Не жди пощады, враг не дремлет,
Огонь пощады не дает,
И взрывом сорванную башню
На сотню метров отнесет.
И пела, лязгая, машина,
Осколки сыпались на грудь.
Прощай, родная, успокойся,
И про меня навек забудь.
Прощай Маруся дорогая,
Прощай КВ, братишка наш.
Четыре трупа возле танка,
Дополнят траурный пейзаж.

Оригинал взят у bootsector в История одной песни

Наверное, нет в России человека, который хоть раз не слышал бы песню, начинающуюся словами «На поле танки грохотали...». Несложная, но берущая за душу мелодия, проникновенный текст и медленный, распевный ритм сделали её одной из любимых военных, да и, чего уж греха таить, застольных песен. Её действительно можно назвать народной, и не только благодаря огромной популярности, но и потому, что вы нигде не найдёте имён ни её композитора, ни автора слов.

Её мелодия позаимствована у старой шахтёрской «Песни о коногоне», известной как минимум с начала XX века. В записи она впервые прозвучала, насколько мне известно, в фильме «Большая жизнь» (1939 г.). На самом деле у этой песни есть несчётное количество куплетов (в распространённых версиях — до 25), насыщенных шахтёрским жаргоном, но в фильме звучат только три:

Гудки тревожно загудели,
Народ бежит густой толпой.
А молодого коногона
Несут с разбитой головой.

Прощай, Маруся плитовая,
И ты, братишка стволовой.
Тебя я больше не увижу —
Лежу с разбитой головой.

Ах, то был ярый коногонщик,
Я ухажёрочка твоя,
Тебя убило здесь на шахте,
А я осталася одна.

Интересующимся предлагаю послушать хороший современный вариант песни о коногоне в исполнении солиста мужского хора «Валаам».

Выдвигались также версии о том, что «Песня о коногоне», в свою очередь, восходит к казацкой песне «В степи широкой под Иканом», куплеты которой действительно имеют тот же ритмический рисунок.

В степи широкой под Иканом,
Нас окружил коканец злой,
И трое суток с басурманом
У нас кипел кровавый бой. ..

Однако это мне кажется недостаточным обоснованием — во-первых, у этой песни есть припев, исполнявшийся совершенно с другим ритмом, а во-вторых, как минимум на существующих записях у неё иная мелодия. Да и вообще подобный стихотворный размер и ритм достаточно характерны для казацких песен — взять, например, «Не для меня»:

И сердце девичье забьется
С восторгом чувств не для меня...

Найти, где впервые появился именно «танковый» вариант текста на мотив «Песни о коногоне», оказалось не так-то просто. Я просмотрел более двадцати песенников времён войны, но ни в одном из них её не оказалось. Удалось только найти только скан из сборника 1947 г., в котором есть песня с названием «По полю танки грохотали» и той самой мелодией, но после первой строчки танки и танкисты в ней вовсе не упоминаются, потому что песня рассказывает о судьбе одесского моряка:

По полю танки грохотали,
Братишки шли в последний бой,
А молодого краснофлотца
Несли с разбитой головой.

Прощай, Одесса, мать родная,
Прощай, корабль мой боевой!
К тебе я больше не вернуся -
Лежу с разбитой головой.

Я так любил тебя, Одесса,
Тебя я грудью защищал,
И за тебя, любимый город,
Жизнь молодую я отдал.

Недолго будешь ты томиться
В руках заклятого врага,
Ведь черноморские матросы
Не зря прославили себя.

Чего ж вы, девушки, боитесь
Шинели черного сукна,
Под нею с жизней расстается
Душа героя-моряка.

Таким образом, на данный момент получается, что наиболее старый из дошедших до нас документально зафиксированных вариантов той самой песни о танкистах приведён в повести Виктора Курочкина «На войне как на войне», написанной в 1965 г. Но, что интересно, строки «На поле танки грохотали...», по сути, ставшей названием песни, в ней нет! Вот фрагмент повести, в котором герои исполняют эту песню:

«Осторожно, тщательно выговаривая слова, запел Щербак на мотив шахтерской песни о молодом коногоне:

Моторы пламенем пылают,
А башню лижут языки.
Судьбы я вызов принимаю
С ее пожатием руки.

На повторе Щербака поддержали наводчик с заряжающим. Домешек — резко и крикливо, Бянкин, наоборот, — очень мягко и очень грустно. Это была любимая песня танкистов и самоходчиков. Ее пели и когда было весело, и так просто, от нечего делать, но чаще, когда было невмоготу тоскливо. Второй куплет:

Нас извлекут из-под обломков,
Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас, —

начал Бянкин высоким тенорком и закончил звенящим фальцетом.
— Очень высоко, Осип. Нам не вытянуть; Пусть лучше Гришка запевает, — сказал Домешек. Щербак откашлялся, пожаловался, что у него першит в горле, и вдруг сдержанно, удивительно просторно и мелодично повел:

И полетят тут телеграммы
К родным, знакомым известить,
Что сын их больше не вернется
И не приедет погостить...

Саня, закрыв рукой глаза, шепотом повторял слова песни. Сам он подтягивать не решался. У него был очень звонкий голос и совершенно не было слуха. Теперь Щербак с ефрейтором пели вдвоем. Хрипловатый бас и грустный тенорок, словно жалуясь, рассказывали о печальном конце танкиста:

В углу заплачет мать-старушка,
Слезу рукой смахнет отец,
И дорогая не узнает,
Какой танкиста был конец.

У Малешкина выступили слезы, горло перехватило, и он неожиданно для себя всхлипнул. Щербак с Бянкиным взглянули на него и залились пуще прежнего;

И будет карточка пылиться
На полке позабытых книг,
В танкистской форме, при погонах,
А он ей больше не жених.

Но сбились с тона: спели слишком громко, визгливо и тем испортили впечатление. Последний куплет:

Прощай, Маруся дорогая,
И ты, КВ, братишка мой,
Тебя я больше не увижу,
Лежу с разбитой головой... —

проревели все с какой-то отчаянностью и злобой, а потом, угрюмо опустив головы, долго молчали».

Этот вариант песни очень похож на известный нам, за исключением разве что первого и последнего куплетов. Причины этого станут понятны, если вспомнить, что данная повесть была экранизирована в 1968 г., и во многом именно из фильма песня ушла в народ. Лично я, например, в записи впервые услышал именно вариант из киноверсии, где начало исполнения оставлено за кадром, а последний куплет опущен:

Кстати, если уж говорить о том, как правильно исполнять данную песню, то перед вами лучший пример. Эта песня — плач о погибших товарищах, и поётся она медленно и печально. Хотя находятся отдельные уникумы типа Ваенги, которые ухитряются делать из неё чуть ли не плясовую-залихватскую.

Но мне в первую очередь хотелось бы обратить ваше внимание на текст. Как и песня о коногоне, песня о погибших танкистах передавалась из уст в уста и потому имела множество вариантов. Кто-то, видимо, при пересказе забывал часть текста и добавлял более-менее подходящие слова. В процессе этого пропали некоторые рифмы, которые сейчас удалось восстановить. Например, вместо строки «И полетят тут телеграммы» в более раннем варианте пелось «И похоронка понесётся», что хорошо рифмуется со строкой «Что сын их больше не вернётся», а вместо «В углу заплачет мать-старушка» было «И мать от горя зарыдает» («...И дорогая не узнает»). Также во время войны песня подвергалась переделкам, делавшим её более актуальной: в частности, после возврата в Красной Армии погон в 1943 г. появилась ныне известная нам строка «В танкистской форме, при погонах», тогда как раньше вместо неё пелась лучше рифмовавшаяся «В танкистской форме, при петлицах» («...И будет карточка пылиться»).

Тот факт, что к созданию текста песни приложили руку не один и не два человека, становится ещё более очевидным, если внимательно вчитаться в строки. Например, второй куплет может вызвать вопросы как у обычного человека, так и у того, кто хорошо знаком с историей бронетанковой техники. Первому наверняка покажется непонятной строка «Поднимут на руки каркас». Ведь танк — это многотонная боевая машина, сколько же понадобится людей, чтобы поднять его каркас, пусть и разбитый? Такая несуразица привела даже к появлению варианта «Оттащат тросами каркас» или версий о том, что под каркасами подразумевались скелеты танкистов. На самом же деле у танка никакого каркаса в принципе нет, у него есть несущий корпус. А каркасом назывались специальные носилки на ножках, при помощи которых в танк загружали боекомплект. Было у каркаса и второе, более печальное предназначение — служить для переноски тел погибших танкистов, которым отдавали воинские почести. Это достаточно малоизвестный факт, так что становится очевидным, что данную строчку песни написал танкист-фронтовик.

Однако уже в следующей строке мы читаем «И залпы башенных орудий». Казалось бы, что здесь странного? У танка есть башня, в ней установлено орудие. Но это только на первый взгляд. На самом деле к моменту начала Великой Отечественной данное словосочетание не имело никакого смысла, потому что иных орудий, кроме башенных, на танках Красной Армии и не было. Спонсонные орудия (устанавливавшиеся в специальных выступах по бортам танка — спонсонах) перестали использоваться после Первой мировой войны, а орудия, устанавливавшиеся в корпусе танка, можно было встретить только на французских B1, некоторых моделях английских «Черчиллей» да американском M3 «Ли». Впрочем, корпусными их всё равно не называли, потому что корпусное орудие — это артиллерийский термин, имеющий совсем другой смысл. В общем, здесь уже получается, что строку, скорее всего, добавил поэт, не слишком знакомый с бронетехникой.

Возможно, он же написал фразу «Моторы пламенем пылают», которая, хоть и хорошо ложится в ритм, вызывает некоторое недоумение, потому что у подавляющего большинства танков того (да и нынешнего) времени мотор всего один. Можно, конечно, вспомнить про лёгкий Т-70 со спаренной двигательной установкой, но он, на мой взгляд, был не настолько популярен, чтобы воспевать его в фольклоре.

Что интересно, та же ошибка перешла и в песню лётчиков «Моторы пламенем пылают », отличающуюся от песни танкистов лишь несколькими словами. Её исполняют Валерий Золотухин и Ирина Резникова в фильме «Трава-мурава» 1986 г., и там поётся:

Моторы пламенем пылают,
А крылья лижут языки...

У самолёта вполне могло быть больше одного двигателя, но в конце песни есть строчка «Прощай, Ил-2, товарищ мой», а у Ил-2 мотор тоже всего один.

Эти мелкие нестыковки, впрочем, не идут ни в какое сравнение с теми, что появились в более поздних куплетах. Пожалуй, наиболее известный сейчас вариант песни — тот, что был исполнен Сергеем Чиграковым («Чижом»). Ему, конечно, стоит сказать спасибо за то, что он вновь вернул популярность немного подзабытой к началу 90-х песне, хотя ни его излишне весёлая манера исполнения, ни добавленные им куплеты мне не нравятся.

На поле танки грохотали,
Солдаты шли в последний бой,
А молодого командира
Несли с пробитой головой...

Мы видим уже знакомые нам строчки из песни про коногона, вот только теперь непонятно, кто и куда несёт командира, если «Солдаты идут в последний бой», и в такой ситуации, скорее всего, даже не до оказания помощи раненым, не то что уж воинских почестей — погибшим. Извлечением тел сгоревших танкистов (что было делом тяжёлым и небыстрым) занимались уже после боя, если поле сражения оставалось за нашими.

Второй добавленный куплет тоже вызывает немало вопросов.

По танку вдарила болванка —
Прощай, родимый экипаж.
Четыре трупа возле танка
Дополнят утренний пейзаж.

Болванка, если что, это жаргонное название подкалиберного снаряда . Но далее непонятно, почему куда-то несут командира, если трупы экипажа остались возле танка. Хоронили экипажи всегда вместе. К тому же, если вспомнить, что в более раннем варианте текста пелось о «братишке КВ », то у этого танка экипаж составлял не 4, а 5 человек. Впрочем, и вид у тел сгоревших танкистов был такой, что никому бы не пришло в голову устраивать подобный вернисаж. В общем, странный текст.

Третий же куплет, напротив, ошибок и несостыковок не содержит.

Машина пламенем объята,
Вот-вот рванёт боекомплект
А жить так хочется ребята,
И вылезать уж мочи нет.

Вылезти из горящего танка, даже если очень хочется жить, могло быть крайне трудно, почти невозможно. Башенные люки на наших машинах, особенно на знаменитых тридцатьчетвёрках, были очень тугими — их даже зачастую перед боем оставляли приоткрытыми, прицепляя к запорным устройствам солдатский ремень, чтобы в случае чего проще было вылезти. Удавалось это, увы, не всем...

В процессе изучения истории данной песни я так и не смог определить оригинальный, канонический вариант, зато нашёл не один десяток менее известных куплетов, сочинённых для неё в послевоенное время. Есть, например, несколько очень близких к тексту песни про коногона:

— Куда, куда, танкист, стремишься,
Куда, механик, держишь путь?
Или с болванкой повстречаться,
Или на мине отдохнуть?

— А я болванки не боюся,
И мина тоже не страшна!
Меня бризантный поцелует
И спать уложит навсегда...

Существует также практически полностью альтернативный текст под названием «Встаёт заря на небосклоне», записанный в 1947 г.:

Встаёт заря на небосклоне,
За ней встаёт наш батальон.
Механик чем-то недоволен,
В ремонт машины погружён.

И у него, что интересно, тоже есть масса вариантов — с дополнительными подробностями, с более или менее удачной рифмовкой и даже с частичным заимствованием текста «На поле танки грохотали...»:

А коль худое с нами будет —
Прощай, родная, не забудь.
Лишь залпы башенных орудий
Проводят нас в последний путь.

Никто не скажет про атаку,
Про стратегический просчёт,
Про расколовшиеся траки
И выстрел «Тигра» прямо в борт.

Встречался и вариант в духе «Врага у ворот» с кровавыми особистами, расстреливавшими отступающих в спину:

...А жить так хочется, ребята,
Но вылезать приказа нет.

Достаточно популярен следующий альтернативный текст:

Не жди пощады, враг не дремлет,
Огонь пощады не даёт,
И взрывом сорванную башню
На сотню метров отнесёт.

И пела, лязгая, машина,
Осколки сыпались на грудь.
Прощай, родная, успокойся,
И про меня навек забудь.

А где-то на краю России,
Уткнувшись лбом о бронелист,
В своей железной керосинке
Сгорает заживо танкист.

Ведь нас, танкистов, уважают,
Но нам покоя не дают —
В прорыв нас первыми бросают
И смерть бесплатно раздают.

А ещё есть свои варианты данной песни у лётчиков, матросов, партизан, ракетчиков, машинистов и даже водителей трамвая... Песня давно живёт своей жизнью, как и создавший её народ — то ударяясь в разнузданность и алкогольный угар, то, наоборот, отбрасывая всё лишнее и вновь обретая серьёзность, печальность и задушевность.

Под конец исследования я понял бесперспективность, да и ненужность поисков некоего «эталонного» варианта. Песню в первую очередь нужно петь, и я надеюсь, что мы с друзьями сделаем это ещё не раз. Но на всякий случай я выложу версию её текста, которая мне кажется более близкой к оригиналу и логичной:

Машина пламенем пылает,
А башню лижут языки.
Судьбы я вызов принимаю
Скупым пожатием руки.

Нас извлекут из-под обломков,
Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.

И похоронка понесётся
Родных и близких известить,
Что сын их больше не вернётся
И не приедет погостить...

И мать-старушка зарыдает,
Слезу рукой смахнёт отец,
И дорогая не узнает,
Каков танкиста был конец.

И будет карточка пылиться
На полке пожелтевших книг —
В танкистской форме, при петлицах,
И ей он больше не жених.

История

Песня сложена в начале Великой Отечественной войны. Представляет собой переделку старой шахтёрской песни «Коногон», прозвучавшей в фильме «Большая жизнь ». Видимо, именно из него мелодия шагнула в фольклор Великой Отечественной войны. В фильме её исполняет отрицательный герой-вредитель Макар Лаготин. На фронт ушла и другая песня, специально написанная для «Большой жизни» - «Спят курганы тёмные» (муз. Н. Богословского, сл. Б. Ласкина).

Варианты

По полю танки грохотали, Солдаты шли на смертный бой, А молодого командира Несут с пробитой головой. А вот попала в танк болванка, Так что прощай, мой экипаж. Четыре трупа возле танка Украсят утренний пейзаж. Машина пламенем объята, Сейчас рванёт боекомплект. А жить так хочется, ребята, Но вылезать уж силы нет! Нас извлекут из под обломков, Поднимут на руки каркас, И залпы башенных орудий В последний путь проводят нас. И полетят тут телеграммы Ко всем и близким, и родным, Что сын их больше не вернётся И не приедет погостить. В углу заплачет мать-старушка, Слезу рукой смахнёт отец, И дорогая не узнает, Какой танкиста был конец. И будет карточка пылиться На полке пожелтевших книг В танкистской форме при погонах, И ей он больше не жених!

Моторы пламенем пылают, А башню лижут языки. Судьбы я вызов принимаю С её пожатием руки. Нас извлекут из-под обломков, Поднимут на руки каркас, И залпы башенных орудий В последний путь проводят нас, - И полетят тут телеграммы К родным, знакомым известить, Что сын их больше не вернётся И не приедет погостить. В углу заплачет мать-старушка, Слезу рукой смахнёт отец, И дорогая не узнает, Какой танкиста был конец. И будет карточка пылиться На полке позабытых книг, В танкистской форме, при погонах, А он ей больше не жених. Прощай, Маруся дорогая, И ты, КВ , братишка мой, Тебя я больше не увижу, Лежу с разбитой головой… -

См. также

Моторы пламенем объяты Кабину лижут языки Судьбы я вызов принимаю Прямым пожатием руки

Машина в штопоре кружится, Ревёт, летит земле на грудь. Не плачь родная, успокойся Меня на веки позабудь.

И вынут нас из-под обломков, Поднимут на руки каркас И «ястребочки» закружатся, В последний путь проводят нас

«… вынут нас из под о б л о м к о в, поднимут на руки к а р к а с», расскажите мне какой каркас танка можно поднять на руки? Какие обломки танка можно разобрать и вынуть людей? Песня написана скорее всего пилотами ночного бомбардировщика ТБ-3, экипаж которого состоял из одиннадцати человек и был прозван «братской могилой». Существуют свидетельства очевидцев, что в первые дни войны эти громадные тихоходы отправляли днём, без истребительного прикрытия бомбить переправы на Березине, ни один не вернулся. И в лётной форме с кубарями, и ей он больше не жених…

Сноски

Ссылки

• Варианты песни «Коногон»:

«По полю танки грохотали» — одна из самых известных и любимых песен времен Великой Отечественной войны. А знаете ли вы, что это не оригинальный вариант песни, а то, что называется «песня-переделка»?

Первоначальный вариант песни к танкам, танкистам, и вообще к войне никакого отношения не имел, да и появился он задолго до того, как на полях сражений начала грохотать мощная бронетехника. А рассказывала в те далекие времена песня о коногоне — молодом шахтёре, который стал жертвой несчастного случая по собственной неосторожности.

Как утверждает сборник «Песни русских рабочих (XVIII — начало XX века)» изданный в 1962 году,з вучало это так:

Песня о коногоне

Вот лошадь мчится по продольной,
По темной, узкой и сырой,
А коногона молодого
Предупреждает тормозной:

«Ах, тише, тише, ради бога!
Здесь ведь и так большой уклон.
На повороте путь разрушен,
С толчка забурится вагон».

И вдруг вагончик забурился,
Беднягу к парам он прижал,
И к коногону молодому
Друзей на помощь кто-то звал.

Через минуту над вагоном
Уже стоял народ толпой,
А коногона к шахтной клети
Несли с разбитой головой.

«Ах, глупый, глупый ты мальчишка.
Зачем так быстро лошадь гнал?
Или начальства ты боялся,
Или конторе угождал?»

«Нет, я начальства не боялся,
Конторе я не угождал, —
Мне приказал начальник шахты,
Чтоб порожняк быстрей давал.

Прощай навеки, коренная,
Мне не увидеться с тобой,
Прощай, Маруся, ламповая,
И ты, товарищ стволовой.

Я был отважным коногоном,
Родная маменька моя,
Меня убило в темной шахте,
А ты осталася одна».

Старая дореволюционная шахтерская песня — из тех времен, когда на шахтах использовали лошадей (кое-где так было до середины 20 века). Чтобы лучше понять сюжет песни, нужно разобраться в тонкостях шахтерского дела того времени, поэтому давайте составим небольшой профессиональный словарик.

• Забуриться — сойти с рельсов.
• Клеть — кабина для подъема и спуска шахтеров в шахту.
• Коногон (загонщик) — погонщик лошадей в шахте при конной откатке вагонеток.
• Ламповая — а) помещение, где заправляли маслом лампы шахтеров; б) работница, заправлявшая лампы шахтеров маслом.
• Пары — деревянные столбы, служащие креплениями в шахтах.Обычно песня начинается куплетом «Гудки тревожно загудели…» (часто по этой строчке и называется).

Вариант этой песни из трех куплетов прозвучал в фильме Леонида Лукова «Большая жизнь» (1939) о шахтерах Донбасса тридцатых годов. Там, сидя в пивной и подыгрывая себе на гармони, песню пел отрицательный герой — вредитель Макар Ляготин (актер Лаврентий Масоха):

Гудки тревожно загудели,
Народ бежит густой толпой,
А молодого коногона
Несут с разбитой головой.

— Прощай, Маруся плитовая,
И ты, братишка стволовой,
Тебя я больше не увижу,
Лежу с разбитой головой.

— Ах, то был ярый коногонщик,
Я ухажерочка твоя,
Тебя убило здесь на шахте,
А я осталася одна.

• Плитовая — рабочая на поворотной плите в шахте, она вручную разворачивала вагонетки перед подъёмником. Эту работу выполняли женщины. А в годы Великой Отечественной войны женщинам пришлось выполнять любые шахтерские работы — мужчины ушли на фронт. Лишь в начале 1960-х женщин запретили брать на работу в шахтах, но ранее принятые оставались до тех пор, пока не выработали подземный стаж. Официально же СССР был участником конвенции о запрете женского труда под землей, потому факт существования в стране «шахтарок» (или «шахтарочек») сильно не афишировался. В 2007 году в Донецке в честь шахтарок поставили мемориальную плиту.

Фильм «Большая жизнь» был лидером кинопроката 1940 года, и, очевидно, именно из него мелодия шагнула в фольклор Великой Отечественной войны. Самая известная фронтовая переработка — «По полю танки грохотали». На фронт ушла и другая песня, специально написанная для «Большой жизни» — «Спят курганы темные» (музыка Никиты Богословского, слова Бориса Ласкина). В 1946 году Луков снял продолжение (считается 2-й серией), посвященное послевоенному возрождению Донбасса. Макар Ляготин стал положительным героем. По сюжету фильма в годы войны он, внедрившись в полицию, работал на советское подполье и был награжден медалью. В новой серии Ляготин опять пел эту песню (полтора куплета, причем Маруся стала «ламповая»).

Вообще, вторая серия фильма лучше первой — и естественней, и человечней. Первая в этом отношении ужасна. Создателям фильма подобной вольности не простили. 4 сентября 1946 года постановлением ЦК ВКП(б) «О кинофильме «Большая жизнь»» фильм запрещен, так как «введенные в фильм песни (композитор Н. Богословский, авторы текстов песен А. Фатьянов и В. Агатов) проникнуты кабацкой меланхолией». Еще ранее вышли постановления «О журналах «Звезда» и «Ленинград»» (14 августа) и «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению». С этих документов началась массовая чистка репертуара советского искусства, продолжавшаяся до 1953 года. Фильм вновь вышел на экраны в 1963 году.

Сочинили еще одну близкую песню на тот же мотив про обвал на шахте (завалило 120 человек) —

Вот что-то сердце заболело

«Вот что-то сердце заболело», -
Шахтер жене своей сказал.
- «Али погибель свою чуешь?»
Шахтер жене не отвечал.

«О чем, о чем, отец, горюешь? —
Сынок приветливо спросил. -
Али несчастьице случилось,
Али тебя кто огорчил?»

- «Отстаньте, дети, не мешайте,
Где же лампочка моя?
Скажи, жена, мне, дорогая,
Скажи всю правду для меня».

Надел пиджак свой запыленный,
Картуз накинул на себя,
И сердце бедное забилось,
Шахтер на шахту пошагал.

Ох ты, шахта-лиходейка,
Иду покой твой нарушать.
Иду я рыться в твоих недрах,
Семье, что надо, доставлять.

У меня семья-то небольшая,
Всего лишь десять человек,
И старший сын плохой помощник,
Ему всего двенадцать лет.

Пришел на шахту, стал спускаться,
На двести сажен ушел в глубь…
По шахте крики раздаются:
«Обвал, обвал!» - кричит народ.

Гудки тревожно прогудели,
Рабочие в кучу собрались.
Сто двадцать насмерть задавило,
А остальные все спаслись.

«Гудки давно уж прогудели,
А папы что-то долго нет.
Али несчастие случилось,
Аль за гостинцами зашел».

Вдруг в окошке кто-то стукнул.
«Наверно, папа наш идет!» -
Детишки разом соскочили,
А мать их бросилась вперед.

И с шумом двери растворились,
Заходит в комнату сосед.
И, к удивлению семейства,
Он весть нерадостну принес.

«Твой муж убит, зарыт землею,
И вечный там ему покой».
- «Ой ты папа, родной папа!
Зачем ты нас не взял с собой?»

Ой ты шахта-лиходейка,
Зачем ты мужа отняла,
Детей навек осиротила,
До нищеты их довела!

Ой ты шахта-лиходейка!
Зачем ты мужа отняла,
Детей всех по миру пустила,
А мать с тоски в постель легла!

Что это сердце так заныло? (Вариант)

— Что это сердце так заныло, —
Шахтер жене своей сказал.
— Иль что недоброе случится? —
Шахтер жене не отвечал.

Одел картуз свой запыленный,
Пиджак брезентовый достал
И с грустью горькой, непритворной
На смену в шахту зашагал.

— Ох ты, шахта, мать родная,
Иду урок свой выполнять,
Иду я в недрах твоих рыться,
Семье что нужно добывать.

Семья моя не так большая,
Детей лишь восемь человек,
А старший сын плохой помощник,
Ему всего двенадцать лет.

Пришел он к шахте, стал спускаться
На двести двадцать сажень вниз,
Киркой стальной вооружился,
А сам держался за карниз.

И вдруг над шахтой шум раздался.
— Обвал, обвал, — кричат, — обвал! —
Шахтеры все остолбенели.
— Обвал, обвал сильней! – кричат.

Гудки тревожно прогудели,
Шахтеры в кучу собрались.
Сто двадцать насмерть завалило,
А остальные? Те спаслись.

Гудки давно уж прогудели,
А что-то папка не пришел,
Иль что недоброе случилось.
Иль за гостинцами ушел? –

Курной избенки дверь открылась,
Сосед ближайший к ним зашел,
Он перед всей семьей открылся
И весть печальную принес:

— Отца теперь домой не ждите,
И больше к вам он не придет,
Сегодня утром, на рассвете,
Убит шахтерскою землей.

— Ох ты, шахта-лиходейка.
Зачем ты мужа отняла?
Судьбой несчастной наделила,
До нищеты нас довела?

Есть похожая песенка про машиниста — вот такой железнодорожный вариант:

Вот мчится поезд по уклону

Вот мчится поезд по уклону
Густой сибирскою тайгой.
А молодому машинисту
Кричит кондуктор тормозной:

«Ой, тише, тише, ради Бога,
Свалиться можем под откос!
Здесь неисправная* дорога,
Костей своих не соберешь.»

Но машинист на эти речи
Махнул по воздуху рукой.
Он паровоз свой разгоняет,
А стук колес сильней, сильней.

Эх, я на этом перегоне
Свою машину разгоню,
Все регуляторы открою,
Рычаг сильнее оттяну.**

Но вдруг вагоны затрещали,
Свалился поезд под откос.
Трупы ужасные лежали,
Едва похожи на людей.

К земле прижатый паровозом,
Лежал механик молодой.
Он с переломанной ногою
И весь ошпарен кипятком.

Ему хотелось в эту ночку,
Хотелось дома побывать,
Поцеловать малютку дочку,
Жену к груди своей прижать.

Судьба несчастная такая
Для машиниста суждена.
Прощай, железная дорога,
Прощайте, дочка и жена.

Дальнейшие переделки создавались и после войны: студенческие —

Машина пламенем объята

Машина пламенем объята,
Вот-вот взорвется бензобак,
А жить так хочется ребята,
Когда тебе семнадцать лет.

Нас извлекут из-под обломков,
Поднимут на руки каркас,
И залпы многих установок

И полетят радиограммы
Родных и близких известить,

И не приедет погостить.

И зарыдает мать-старушка,
Слезу рукой смахнет отец,
И дорогая не узнает
Какой хаевца был конец.

Лишь фотография пылится
На стопке пожелтевших книг.
В отрядной робе, при погонах,
Но ей он больше не жених.

Хаевцы — славные ребята —
Полнеба покорить смогли,
Но им досталось лишь на брата
По кубу матушки-земли.

«Муромское» — это уже не столь трагичный вариант

Муромское

Опять приедут к нам студенты.
Всю нашу жизнь перевернут.
По тихим улицам поселка,
Как оккупанты, вновь пройдут.

От церкви боги отвернулись.
В гробу покойник застонал.
Опять приехали студенты,
Вернулись с ними шум и гам.

Коровы горько зарыдали,
Солому омочив слезой.
В колхоз соседний убежали
Рогатым стадом всей гурьбой.

Собаки злые хвост поджали.
Коты давно в лесу живут.
Опять приехали студенты
И жить спокойно не дают.

Нет больше груш у дяди Вани,
У дяди Гены яблок нет.
Сады студенты оборвали.
Когда же этому конец.

Когда счастливый день настанет:
Коровы вновь к нам прибегут.
Собаки весело залают.
А вы умчитесь в КГУ.

И создаются песни «по мотивам» и по сей день:. Например, питерская «Сквоттерская»:

На сквоте панки окопались…, 2003

На сквоте панки окопались,
С ментами шли в последний бой,
И молодого Арлекина
Несли с пропитой головой.

По сквоту вдарил экскаватор,
Лежит придавлен Мракобес.
Разлив горелку с керосином,
В окно упал пьяный Васкес.

Вся Клизма пламенем обьята,
В дыму не видно, где Оксид.
«Спасай портвейн!» — кричит под шкафом
Камрад по кличке Мракобес.

Менты штурмуют антресоли,
Где ой!ой!ой! кричит Акоп,
Но груз не вынесли опоры —
Упал Хотабыч на ментов.

Грустит в пикете Пётр Рауш:
Кто будет транспарант держать?
И алко-панки не узнают,
Как на…нулася вся власть!

А это уж совсем хулиганский вариант:

На поле панки грохотали» (начало 2000-х)

На поле панки грохотали,
Скинхэды шли в последний бой,
А молодого хулигана несли с пробитой головой.
По панку вдарила бутылка, но пох… все ему давно,
Четыре трупа возле панка — опять запи… он скинов.
А дома ждет его панкуха и вот что думает она»
«Какого х… эта сука опять забыла свой кастет?»

Еще одна версия трагически-туристическая:

Катамаран попал на камни (Гибель экипажа)

Катамаран попал на камни,
И спасжилет мой на куски!
Судьбы я вызов принимаю
Простым пожатием руки.

Нас выловят на перекате,
Поднимут на руки каркас…
И шум порога, на прощанье,
В последний путь проводит нас.

И полетят тут телеграммы
Родных и близких известить,
Что сын их больше не вернется
И не приедет погостить.

Слезу тайком смахнет отец,
И дорогая не узнает,
Какой туристу был конец.

И будет карточка пылиться
На полке средь любимых книг.
С веслом и каской, в спасжилете,
А ей он больше не жених!

Прощайте мужики и тетки,
Катамаран, братишка мой!
А выплывать уж силы нету,
Устал бороться я с судьбой.

Катамаран попал на камни,
Погиб наш славный экипаж.
Четыре трупа возле камня
Весьма не радуют пейзаж.

Но давайте вернемся к той песне, которую знает и любит вся страна. Вариант фронтовой переделки «Коногона» был опубликован в повести Виктора Курочкина «На войне как на войне», а в своём теперешнем варианте она появилась в одноимённом кинофильме Виктора Трегубовича («На войне как на войне»), посвящённом экипажу противотанковой самоходной артиллерийской установки СУ-85 во время Великой Отечественной войны.

По полю шли в атаку танки…

По полю шли в атаку танки.
Они рвались в последний бой.
А молодого лейтенанта
Несут с пробитой головой.

Машина пламенем объята,
Вот-вот рванет боекомплект.
А жить так хочется ребята.
А силы выбраться уж нет.

В броню ударила болванка.
Погиб гвардейский экипаж.
Четыре трупа возле танка
Украсят траурный пейзаж.

И полетят тут телеграммы
Родных и близких известить,

И не приедет погостить.

И мать-старуха зарыдает,
Слезу смахнет старик-отец.
И молодая не узнает,
Каков танкиста был конец.

И будет карточка пылиться
На фоне пожелтевших книг.
В военной форме, при пилотке,
Но ей он больше не жених.

Нас вынут из обломков люди,
Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.

Сразу после премьеры кинофильма песня обрела огромную популярность в армейской среде, особенно среди танкистов и артиллеристов-самоходчиков. В некоторых частях эта песня стала «полуофициальным» гимном подразделения.

Встает заря на небосклоне (танкистская)

Встает заря на небосклоне,
С зарей встает наш батальон.
Механик чем-то недоволен,
В ремонт машины погружен.

Башнер с стрелком берут снаряды,
В укладку бережно кладут,
А командир смотрел приборы,
«Живей!» — механику сказал.

Сигнал был дан, ракета взвилась,
Дана команда: «Заводи!»
Моторы с ревом встрепенулись,
По полю танки понеслись.

Большое время танк сражался,
Радист последний диск подал,
Вокруг снаряды близко рвались,
Один в мотор уже попал.

Мотор горел большим пожаром,
Механик сердце сжал со зла,
В своем горящем комбинзоне
Он вывел танк из-под огня.

Куда ты держишь верный путь?
Ты повстречаешься с термиткой,
На минах ляжешь отдохнуть!

«А я термитки не боюся,
Да мне и мина не страшна,
А я стремлюсь вперед, на запад,
Громить проклятого врага!»

Встает заря на небосклоне… (Песня о танкисте)

Встает заря на небосклоне,
За ней встает наш батальон.
Механик чем-то недоволен,
В ремонт машины погружен.

Куда, куда, танкист, стремишься,
Куда, механик, держишь путь:
Или с болванкой повстречаться,
Или на мине отдохнуть.

А я болванки не боюся,
И мина тоже не страшит -
Меня термитка поцелует
И спать уложит навсегда.

На поле танки грохотали,
Танкисты шли в последний бой,
А молодого лейтенанта
Несли с разбитой головой.

«Прощай, Наташа дорогая,
И ты, братишка мой родной,
Тебя я больше не увижу,
Лежу с разбитой головой».

И полетели телеграммы
Родных и близких известить,

И не заедет погостить.

В углу заплачет мать-старушка,
Слезу с усов смахнет отец,
И дорогая не узнает,
Каков танкисту был конец.

И будет карточка валяться
На полке позабытых книг -
-
Но он ей больше не жених.

Когда снаряд ударит в башню

Когда снаряд ударит в башню,
И вздрогнет корпус броневой,
Боеукладка разорвется,
И взрыв раздастся гробовой.

Машина пламенем пылает,
Кабину лижут языки.
Судьбы я вызов принимаю
Одним движением руки.

Нас извлекут из под обломков,
Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.

И полетят тут телеграммы
Родных и близких известить,
Что сын их больше не вернется
И не приедет погостить.

В углу заплачет мать-старушка,
Слезу рукой смахнет отец,
А дорогая не узнает
Какой танкисту был конец.

И будет карточка пылиться
За стопкой пожелтевших книг
В танкистской форме при погонах
И ей он больше не жених.

По полю танки грохотали
Танкисты шли в последний бой
А молодого лейтенанта
Несут с пробитой головой.

Машина в штопоре кружиться

Машина в штопоре кружиться,
Земля летит стрелой на грудь,
Прощай Маруся, дорогая,
К тебе я больше не вернусь (И про меня навек забудь)

Нас извлекут из-под обломков,
Поднимут на руки каркас,
И ястребки в небо взовьются,
В последний путь проводят нас.

И понесутся телеграммы,
Родных-знакомых известить,

И не приедет погостить.

«В углу заплачет…»

И будет карточка пылиться,
Среди давно забытых книг,
В военной форме при петлицах,
Тебе он больше не жених.

Машина пламенем пылает… (Летчик)

Машина пламенем пылает,
Кабину лижут языки,
Судьбы я вызов принимаю
Своим пожатием руки.

И вынут нас из-под обломков,
И поглядят в последний раз.

В последний путь проводят нас.

И телеграммы понесутся
Родных-знакомых известить,

И не приедет погостить.

В углу заплачет мать-старушка,
С усов смахнет слезу отец,
И дорогая не узнает,
Какой был летчику конец.

И будет карточка пылиться
На полках позабытых книг —
В сержантской форме, при погонах,
Но ей уж больше не до них.

Прощай же, милая подруга,
И самолет – братишка мой.
Тебя я больше не увижу,
Лежу с разбитой головой.

Машина пламенем пылает (Про летчика)

Машина пламенем пылает,
Кабину лижут языки.
Судьбы я вызов принимаю
Своим пожатием руки.

И вынут нас из-под обломков,
И поглядят в последний раз.
Взовьются в небо «ястребочки»,
В последний путь проводят нас.

И телеграммы понесутся
Родных-любимых известить,
Что сын ваш больше не вернётся
И не приедет погостить.

Заплачет горько мать-старушка,
С усов смахнёт слезу отец,
И дорогая не узнает,
Какой был лётчику конец.

И будет карточка пылиться
На полках позабытых книг —
В сержантской форме, при погонах…
Да ей уж больше не до них.

Прощай же, милая подруга,
И самолёт, братишка мой!
Тебя я больше не увижу —
Лежу с разбитой головой.

Машина по земле несется… (Гибель танкиста)

Машина по земле несется,
Осколки падают вокруг.
Не плачь, родная, не волнуйся,
Что я к тебе уж не вернусь.

Машина пламенем пылает,
Моторы лижут языки.
Я вызов смерти принимаю
Одним пожатием руки.

И понесутся телеграммы
Родных, знакомых известить,
Что сын ваш больше не вернется
И не приедет погостить.

В углу заплачет мать-старушка,
С усов стряхнет слезу отец.
И дорогая не узнает,
Каков танкиста был конец.

И будет карточка пылиться
На полках позабытых книг:
В военной форме и погонах,
Теперь ей больше не жених…

Прощай Маруся дорогая,
И ты, братишка мой КаВе,
Тебя я больше не увижу:
Лежу с осколком в голове.

Моторы пламенем объяты (Летчик)

Моторы пламенем объяты,
В кабину лезут языки.
Судьбы я вызов принимаю
С ее пожатием руки.

Машина штопором вертится,
Ревет мотор мине на грудь.
Не плачь, родная, успокойся,
Меня навеки позабудь.

И вынут нас из-под обломков,
Наденут на руки каркас.
Взлетают в небо ястребочки,
Проводят нас в последний раз.

И понесутся телеграммы
Родных, знакомых известить,
Что сын ваш больше не вернется,
В дом не приедет погостить.

В углу заплачет мать-старушка,
С ресниц стряхнет слезу отец,
А дорогая не узнает,
Каков был летчику конец.

И будут карточки храниться
На полке запыленных книг,

Но ей уж будет не до них.

Мотор уж пламенем пылает,
Кабину лижут языки,
Судьбы я вызов принимаю
Простым пожатием руки.

Моторы пламенем объяты

Моторы пламенем объяты,
И башню лижут языки.
Судьбы я вызов принимаю
Прямым пожатием руки.

Не жди пощады, враг не дремлет,
Огонь пощады не дает,
И взрывом сорванную башню
На сотню метров отнесет.

И пела, лязгая, машина,
Осколки сыпались на грудь.
Прощай, родная, успокойся,
И про меня навек забудь.

Прощай, Маруся дорогая,
Прощай КВ, братишка наш.
Четыре трупа возле танка,
Дополнят траурный пейзаж.

Нас извлекут из–под обломков,
Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.

И полетят тут телеграммы,
Родных и близких известить,
Что сын Ваш больше не вернется
И не приедет погостить.

Навзрыд заплачет мать–старушка,
Рукой слезу смахнет отец,
И дорогая не узнает
Каков танкиста был конец.

И будет карточка пылиться,
На полке позабытых книг.
В танкистской форме, при погонах,
И ей он больше не жених.

Моторы пламенем объяты,
И башню лижут языки.
Судьбы я вызов принимаю
Прямым пожатием руки.

Моторы пламенем пылают (Песня танкистов)

Моторы пламенем пылают,
А башню лижут языки.
Судьбы я вызов принимаю
С ее пожатием руки.

Нас извлекут из–под обломков,
Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас, —

И полетят тут телеграммы,
К родным, знакомым известить,
Что сын их больше не вернется
И не приедет погостить…

В углу заплачет мать–старушка,
Слезу рукой смахнет отец,
И дорогая не узнает,
Какой танкиста был конец.

И будет карточка пылиться
На полке позабытых книг.
В танкистской форме, при погонах,
А он ей больше не жених.

Прощай, Маруся дорогая,
И ты, КВ, братишка мой,
Тебя я больше не увижу,
Лежу с разбитой головой…

Мы шли на дело ночкой темной

Мы шли на дело ночкой темной
Громить коварного врага.
Кипели злобой неуемной,
Нам жизнь была недорога.

Подкрались к вражескому стану,
Команда подана: «Вперед!»
Залился песнею веселой
Наш друг – «Максимка»-пулемет.

В смертельной схватке враг проклятый
Бежал куда глаза глядят;
Вдогонку залп последний грянул,
Влетел в деревню наш отряд.

Свистели пули, ветер злился,
Кругом кипел кровавый бой.
Товарищ мой вдруг повалился,
Сраженный пулей роковой.

Прощай, товарищ, храбрый воин,
Пусть пронесется злой буран,
Высокой почести достоин
Ты, славный красный партизан.

На поле танки грохотали

На поле танки грохотали,
Солдаты шли в последний бой,
А молодого командира
Несли с пробитой головой.

По танку вдарила болванка.
Прощай родимый экипаж.
Четыре трупа возле танка
Дополнят утренний пейзаж.

Машина пламенем объята,
Вот-вот рванет боекомплект.
А жить так хочется ребята.
И вылезать уж мочи нет.

Нас извлекут из-под обломков,
Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.

И полетят тут телеграммы
Родных и близких известить,
Что сын ваш больше не вернется.
И не приедет погостить.

В углу заплачет мать-старушка,
Смахнет слезу старик-отец.
И молодая не узнает,
Какой у парня был конец.

И будет карточка пылиться
На полке пожелтевших книг.
В военной форме, при погонах,
И ей он больше не жених.

Нас извлекут из-под обломков… (Танкист)

Нас извлекут из-под обломков,
Поднимут на руки каркас.
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.

И полетят тут телеграммы
Родных-знакомых известить,
Что сын их больше не вернется.
И не приедет погостить.

Заплачет с горя мать-старушка,
Слезу рукой смахнет отец.
И дорогая не узнает,
Какой танкиста был конец.

И будет карточка пылиться
На полке пожелтевших книг:
В танкистской форме, при погонах…
И ей он больше не жених.

Нас извлекут из-под обломков,
Поднимут на руки каркас.
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.

Нас посадят на машину… (Десантник)

Нас посадят на машину,
Оденут на плечи каркас,
Взовьются в небе самолеты,
И ястребы проводят нас.

Машина пламенем объята,
Кабину лижут языки.
Судьбы я вызов принимаю
С ее пожатием руки.

Машина в штопоре крутится,
Земля летит прямо на грудь.
И, дорогая, не волнуйся
И обо мне навек забудь.

Телеграмма понесется
Родных, знакомых известить,
Что сын ваш больше не вернется
И не приедет погостить.

В углу заплачет мать-старушка,
Слезу смахнет с ресниц отец,
И дорогая не узнает,
Какой десантнику конец.

По полю танки грохотали… (матросская)

По полю танки грохотали,
Братишки шли в последний бой,
А молодого краснофлотца
Несли с разбитой головой.

Прощай, Одесса, мать родная,
Прощай, корабль мой боевой!
К тебе я больше не вернуся –
Лежу с разбитой головой.

Я так любил тебя, Одесса,
Тебя я грудью защищал,
И за тебя, любимый город,
Жизнь молодую я отдал.

Недолго будешь ты томиться
В руках заклятого врага,
Ведь черноморские матросы
Не зря прославили себя.

Чего ж вы, девушки, боитесь
Шинели черного сукна,
Под нею с жизней расстается
Душа героя-моряка.

Варианты куплетов:

И будет карточка пылиться
На полке пожелтевших книг —
В военной форме, при ПЕТЛИЦАХ (первоначальный вариант — до 1943 года)
И ее он больше не жених.

Куда, механик, торопился,
Зачем машину быстро гнал?
На повороте ты ошибся,
И «Тигра» с борта прозевал.

Машина пламенем объята
Вот-вот рванёт боекомплект
А жить так хочется, ребята,
В неполных девятнадцать лет.

Машина пламенем объята
Сейчас рванет боекомплект
А жить так хочется, ребята
А вылезать приказа нет.

(чаще поют «уж мочи нет», но ветераны утверждают, что было именно «приказа» — это про особистов)

Прощай Маруся дорогая,
И ты КВ товарищ мой,
Тебя я больше не увижу
Лежу с пробитой головой.

Традиционный вариант песни часто исполняется на праздниках, связанных с военными, а также на 23 февраля и День победы. Но почему бы на очередном мероприятии не спеть о летчиках, десантниках или партизанах? Да и другие варианты — не военные — тоже наверняка придутся по вкусу зрителям и участникам очередного праздника.

Кстати, версий о коногоне тоже предостаточно, так что для исполнения для концерта в День шахтера можно выбрать понравившийся вариант.

Гудки протяжно загудели

Гудки протяжно загудели,
Народ валит густой толпой.
А молодого коногона
Несут с разбитой головой.

«Куда ж ты парень торопился?
Зачем коней так быстро гнал?
Али десятника боялся?
Али конторе задолжал?»

«Десятника я не боялся,
Конторе я не задолжал.
А мне забойщики сказали,
Чтоб порожняк быстрей давал.

Прощай Маруся ламповая,
Прощай братишка стволовой
Тебя я больше не увижу,
Лежу с пробитой головой.»

Ах шахта, шахта ты могила,
Зачем ты парня извела,
Детишек по миру пустила
А счастья в жизни не дала.

Гудки тревожно загудели,
Народ валит густой толпой.
А молодого коногона
Уже не спустит клеть в забой.

• Ламповая — девушка, ответственная за зарядку шахтерских ламп (раньше карбидом, теперь электричеством). Почему-то на эту работу берут только девушек.
• Стволовой – человек, работающий под землей около ствола шахты и отвечающий за загрузку клети лавой (породой) или людьми перед подъемом ее на поверхность (нагора). Кстати, шахтеры — это люди, добывающие уголь. А те, кто добывает руду, называются горняками. И если первые ходят под землю, то вторые — в гору. Вот такие тонкости. Про спелеологов тоже наверно лучше говорить «ходит в гору».

Гудки тревожно загудели

Гудки тревожно загудели,
Народ валит густой толпой.
А молодого коногона
Несут с разбитой головой.

Зачем ты, парень, торопился?
Зачем коня так быстро гнал?
Или десятника боялся,
Или в контору задолжал?

— Десятника я не боялся,
В контору я не задолжал.
Меня товарищи просили,
Чтоб я коня быстрее гнал.

Зачем сгубила ты меня?
Прощайте, все мои родные,
Вас не увижу больше я.

В углу заплачет мать-старушка,
Слезу рукой смахнет отец.
И дорогая не узнает,
Каков мальчишки был конец.

Прощай, Маруся ламповая,
Ты мой товарищ стволовой,
Тебя я больше не увижу,
Лежу с разбитой головой.

Гудки тревожно загудели,
Народ валит густой толпой.
А молодого коногона
Несут с разбитой головой.

Гудки тревожно прогудели (Данила-коногон)

Гудки тревожно прогудели,
Народ валит густой толпой.
А молодого коногона
Несут с разбитой головой.

Зачем, Данила, торопился,
Зачем коня так быстро гнал?
Или десятника боялся,
Или в контору задолжал?

— Десятника я не боялся,
В контору я не задолжал.
Меня товарищи просили,
Чтоб я коня быстрее гнал.

Ох, шахта, шахта, ты — могила,
Зачем сгубила ты меня?
Прощайте все мои родные,
Вас не увижу больше я.

В углу заплачет мать-старушка,
Слезу рукой смахнет отец.
И дорогая не узнает,
Каков мальчишки был конец.

Прощай, Маруся ламповая,
Ты мой товарищ стволовой,
Тебя я больше не увижу —
Лежу с разбитой головой.

Гудки тревожно загудели,
Народ идет густой толпой.
А молодого коногона
Несут с разбитой головой.

Гудки тревожно прогудели

Гудки тревожно прогудели,
Народ валит густой толпой,
А молодого коногона
Несут с разбитой головой.

Куда ты, Ваня, торопился,
Куда кобылу свою гнал,
Али приказчика боялся,
Али в контору задолжал.

Я не приказчика боялся,
В контору я не задолжал,
А мне товарищи сказали,
Чтоб порожняк скорее гнал.

Прощай «маруся» ламповая,
Прощай братишка стволовой,
Тебя я больше не увижу,
Лежу с разбитой головой.

Гудки тревожно прогудели,
Народ валит густой толпой,
А молодого коногона
Несут с разбитой головой.

Гудки тревожно загудели

Гудки тревожно загудели,
Шахтеры с лампами идут,
А молодого коногона
С разбитой головой несут.

Ах, Ваня, Ваня, бедный Ваня,
Зачем же ты лошалку гнал?
Или ты штегеря боялся
Или в контору задолжал?…

Прощай проходка коренная,
Прощайте Запад и Восток,
Прощай Маруся-ламповая,
Прощай буланый мой конек…

• Штегер — от нем. штейгер — мастер.

Вариант куплетов о конооне позволяют даже создать собственную версию песни, варьируя количество куплетов и меняя персонажей на нужных. Можно добавить имена, должности, обращения, если вы, к примеру, задумали адресное исполнение или сценку в праздничной программе.

НА ПОЛЕ ТАНКИ ГРОХОТАЛИ

На поле танки грохотали,
Солдаты шли в последний бой,
А молодого командира
Несли с пробитой головой.

По танку вдарила болванка.
Прощай родимый экипаж.
Четыре трупа возле танка
Дополнят утренний пейзаж.

Машина пламенем объята,
Вот-вот рванет боекомплект.
А жить так хочется ребята.
И вылезать уж мочи нет.

Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий

И полетят тут телеграммы
Родных и близких известить,
.
И не приедет погостить.

Смахнет слезу старик-отец.
И молодая не узнает,
Какой у парня был конец.

И будет карточка пылиться
На полке пожелтевших книг.
В военной форме, при погонах,
И ей он больше не жених.

Две последние строки повторяются

С фонограммы С. Чигракова (Чижа), CD "Митьковские песни. Материалы к альбому", "Союз", 1996.

Основана на старой шахтерской песни "Коногон" - она звучала в первой, довоенной серии фильма Леонида Лукова "Большая жизнь" о шахтерах Донбасса 1930-х гг. (1939 г., киностудия им. А. Довженко). Песню пел "отрицательный герой" Макар Ляготин (актер Лаврентий Масоха). Фильм был лидером кинопроката предвоенного 1940 года. Из него мелодия шагнула в фольклор Великой Отечественной войны. Такая же судьба у другой песни, специально написанной для "Большой жизни" - "Спят курганы темные" (музыка Никиты Богословского, слова Бориса Ласкина).

Вариантов очень много. Есть также аналогичная невоенная песня о машинисте - "Вот мчится поезд по уклону" .

Погоны в Красной Армии были введены в январе 1943 года - значит, этот вариант песни не мог появиться ранее 1943 года. Есть варианты, где погоны не упоминаются ("в военной форме, при пилотке...", "при петлицах" и т. п.). Поднимут на руки каркас - видимо, заимствовано из нетанкистского варианта (возможно, из авиационного), так как каркас танка на руки не поднять, да и нет у танка каркаса.

Фронтовые переделки "Коногона":

ВАРИАНТЫ (7)

1. Гибель танкиста

Машина по земле несется,
Осколки падают вокруг.
Не плачь, родная, не волнуйся,
Что я к тебе уж не вернусь.

Машина пламенем пылает,
Моторы лижут языки.
Я вызов смерти принимаю
Одним пожатием руки.

И понесутся телеграммы
Родных, знакомых известить,
Что сын ваш больше не вернется
И не приедет погостить.

В углу заплачет мать-старушка,
С усов стряхнет слезу отец.
И дорогая не узнает,
Каков танкиста был конец.

И будет карточка пылиться
На полках позабытых книг:
В военной форме и погонах,
Теперь ей больше не жених…

Прощай Маруся дорогая,
И ты, братишка мой КаВе,
Тебя я больше не увижу:
Лежу с осколком в голове.

Из архива пермского писателя Ивана Лепина

В нашу гавань заходили корабли. Пермь, "Книга", 1996.

2. Песня о танкисте

Встает заря на небосклоне,
За ней встает наш батальон.
Механик чем-то недоволен,
В ремонт машины погружен.

Куда, куда, танкист, стремишься,
Куда, механик, держишь путь:
Или с болванкой повстречаться,
Или на мине отдохнуть.

А я болванки не боюся,
И мина тоже не страшит -
Меня термитка поцелует
И спать уложит навсегда.

На поле танки грохотали,
Танкисты шли в последний бой,
А молодого лейтенанта
Несли с разбитой головой.

«Прощай, Наташа дорогая,
И ты, братишка мой родной,
Тебя я больше не увижу,
Лежу с разбитой головой».

И полетели телеграммы
Родных и близких известить,
Что сын ваш больше не вернется
И не заедет погостить.

В углу заплачет мать-старушка,
Слезу с усов смахнет отец,
И дорогая не узнает,
Каков танкисту был конец.

И будет карточка валяться
На полке позабытых книг -
-
Но он ей больше не жених.

Третья и четвертая строка каждого куплета повторяется дважды

Рукописный отдел Института русской литературы, Р. V, колл. 196, п. 13, № 16. Зап. Б. М. Добровольским и Е. М. Казанцевой в 1960 г. от Е. И. Кузьминой, 50 л., и А. И. Расторгуевой, 42 л., в дер. Коношнино Нерехтинского р-на Костромской обл. По словам А. И. Расторгуевой, эту песню завез в деревню ее брат-фронтовик Вариант: Рукописный отдел Института русской литературы, Р. V, колл. 234 (собр. Б. М. Потявина).

Приводится по изд.: Русский советский фольклор. Антология / Сост. и примеч. Л. В. Домановского, Н. В. Новикова, Г. Г. Шаповаловой. Под ред. Н. В. Новикова и Б. Н. Путилова. Л., 1967, № 121.

3. Когда снаряд ударит в башню

Когда снаряд ударит в башню,
И вздрогнет корпус броневой,
Боеукладка разорвется,
И взрыв раздастся гробовой.

Машина пламенем пылает,
Кабину лижут языки.
Судьбы я вызов принимаю
Одним движением руки.

Нас извлекут из под обломков,
Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.

И полетят тут телеграммы
Родных и близких известить,

И не приедет погостить.

В углу заплачет мать-старушка,
Слезу рукой смахнет отец,
А дорогая не узнает
Какой танкисту был конец.

И будет карточка пылиться
За стопкой пожелтевших книг
В танкистской форме при погонах
И ей он больше не жених.

По полю танки грохотали
Танкисты шли в последний бой
А молодого лейтенанта
Несут с пробитой головой.

Неизвестный источник

4. Танкистская
Использована в кинофильме "На войне, как на войне"
Режиссер-постановщик Виктор Трегубович

По полю шли в атаку танки.
Они рвались в последний бой.
А молодого лейтенанта
Несут с пробитой головой.

Машина пламенем объята,
Вот-вот рванет боекомплект.
А жить так хочется ребята.
А силы выбраться уж нет.

В броню ударила болванка.
Погиб гвардейский экипаж.
Четыре трупа возле танка
Украсят траурный пейзаж.

И полетят тут телеграммы
Родных и близких известить,

И не приедет погостить.

И мать-старуха зарыдает,
Слезу смахнет старик-отец.
И молодая не узнает,
Каков танкиста был конец.

И будет карточка пылиться
На фоне пожелтевших книг.
В военной форме, при пилотке,
Но ей он больше не жених.

Нас вынут из обломков люди,
Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.

5. Моторы пламенем объяты

Моторы пламенем объяты,
И башню лижут языки.
Судьбы я вызов принимаю
Прямым пожатием руки.

Не жди пощады, враг не дремлет,
Огонь пощады не дает,
И взрывом сорванную башню
На сотню метров отнесет.

И пела, лязгая, машина,
Осколки сыпались на грудь.
Прощай, родная, успокойся,
И про меня навек забудь.

Прощай, Маруся дорогая,
Прощай КВ, братишка наш.
Четыре трупа возле танка,
Дополнят траурный пейзаж.

Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.

И полетят тут телеграммы,
Родных и близких известить,
Что сын Ваш больше не вернется
И не приедет погостить.

Навзрыд заплачет мать–старушка,
Рукой слезу смахнет отец,
И дорогая не узнает
Каков танкиста был конец.

И будет карточка пылиться,
На полке позабытых книг.
В танкистской форме, при погонах,
И ей он больше не жених.

Моторы пламенем объяты,
И башню лижут языки.
Судьбы я вызов принимаю
Прямым пожатием руки.

Неизвестный источник

6. Песня танкистов

Моторы пламенем пылают,
А башню лижут языки.
Судьбы я вызов принимаю
С ее пожатием руки.

Нас извлекут из–под обломков,
Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас, -

И полетят тут телеграммы,
К родным, знакомым известить,
Что сын их больше не вернется
И не приедет погостить…

В углу заплачет мать–старушка,
Слезу рукой смахнет отец,
И дорогая не узнает,
Какой танкиста был конец.

И будет карточка пылиться
На полке позабытых книг.
В танкистской форме, при погонах,
А он ей больше не жених.

Прощай, Маруся дорогая,
И ты, КВ, братишка мой,
Тебя я больше не увижу,
Лежу с разбитой головой…

Священная война. Песни Победы / Сост. В. А. Костров, Г. Н. Красников - М.: Олимп, 2005.

7. Танкист

Нас извлекут из-под обломков,
Поднимут на руки каркас.
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.

И полетят тут телеграммы
Родных-знакомых известить,
Что сын их больше не вернется.
И не приедет погостить.

Заплачет с горя мать-старушка,
Слезу рукой смахнет отец.
И дорогая не узнает,
Какой танкиста был конец.

И будет карточка пылиться
На полке пожелтевших книг:
В танкистской форме, при погонах…
И ей он больше не жених.

Нас извлекут из-под обломков,
Поднимут на руки каркас.
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.

А я не уберу чемоданчик! Песни студенческие, школьные, дворовые / Сост. Марина Баранова. - М.: Эксмо, 2006.

ВАРИАНТЫ КУПЛЕТОВ

Машина пламенем объята
Вот-вот рванёт боекомплект
А жить так хочется, ребята,
В неполных девятнадцать лет.